Анжелика сидела на берегу Сены и чувствовала зловонный запах гнилой тины. Она смотрела на сумерки, спустившиеся над Нотр-Дам.
Над квадратными башнями солнце было уже желтое, и неугомонные ласточки наслаждались последними отблесками дня. Время от времени какая-нибудь из птиц, пролетая мимо Анжелики, брала на берегу немного глины и тут же взмывала ввысь.
Невдалеке Анжелика видела дорогу, подходившую вплотную к берегу Сены. Это был самый большой водопой в Париже. В этот вечерний час вереницы лошадей, гонимые извозчиками, направлялись к водопою. Их тихое ржание слышалось в прозрачном вечернем воздухе. Уставшие за день, извозчики медленно распрягали лошадей.
Бросив последний взгляд на Нотр-Дам, Анжелика поднялась.
— Я должна пойти и посмотреть на своих сыновей, — решительно сказала она себе.
Паромщик за 20 сольди доставил ее в порт Святого Эндрю. Анжелика прошла по улице и остановилась в нескольких шагах от дома, где жил прокурор Фалло де Сансе. Она вовсе не хотела предстать в доме своей сестры в таком нищенском виде, в юбке, разорванной сбоку, в деревянных башмаках на босу ногу, с волосами, связанными в узел. Мысль о том, что, притаившись где-нибудь в уголке, она сможет хоть одним глазом увидеть своих крошек, придавала ей силы.
С недавнего времени эта мысль стала навязчивой идеей. Маленькое личико Флоримона появлялось, как из пропасти, в момент исступления, которое часто посещало ее со дня казни мужа. Она видела его красивые вьющиеся черные волосы, слышала, как он лепетал.
Сколько ему теперь лет? Наверное, немногим более двух.
А Кантор? Ему было семь месяцев. Анжелика не представляла его себе. Ведь она оставила его таким крошкой.
Опершись о стену лавки сапожника, Анжелика принялась рассматривать фасад дома. Год назад она приехала проведать сестру в золоченой карете. Именно отсюда она отправилась на триумфальный въезд короля. И Като ля Борше передала ей заманчивое предложение суперинтенданта Фуке.
— Соглашайтесь, дорогая моя! Это лучше, чем потерять жизнь.
Но она отказалась. И вот потеряла все. Анжелика спрашивала себя:
— Разве я не потеряла жизнь?
Сейчас у нее не было ни имени, ни прав, ни средств к существованию. Она попросту умерла для общества.
Шло время, но дом казался пустынным. Через грязные окна кабинета прокурора можно было различить силуэты клерков, сидящих за столами. Один из них вышел, чтобы зажечь фонарь перед входом в дом. Анжелика тихо подошла к нему.
— Скажите, пожалуйста, господин прокурор у себя или уехал в деревню? — спросила она неуверенным тоном.
Прежде чем ответить, клерк внимательно осмотрел свою посетительницу.
— Прокурор здесь больше не живет, — грубо ответил он. — Он оставил свой пост из-за неприятностей после процесса о колдовстве, в котором была замешана его семья. Он переехал в другой район.
— А вы не знаете куда? — с надеждой спросила Анжелика.
— Нет, — глухо ответил клерк. — Но если бы и знал, то все равно не сказал бы, ты не похожа на его клиентку.
Он вошел в дом и хлопнул дверью.
— Ходят тут всякие, — бормотал он, поднимаясь по лестнице.
Анжелике стало плохо, горький комок подкатился к горлу, она думала, что вот-вот зарыдает. Последнее время она жила мыслью хоть на секунду увидеть милые личики своих детей. Однажды она видела, как Барба держала на руках Кантора, а веселый Флоримон играл около ее ног. Но это было так давно. И вот они исчезли навсегда. Она присела на ящик, несмотря на его грязь.
Вдруг дверь мастерской открылась и вышел сапожник, чтобы закрыть ставни. Он слышал ее разговор с клерком и, так как был порядочным человеком, подошел к Анжелике и сказал:
— Я знаю, где работает служанка прокурора. Последний раз я видел ее в лавке торговца жареным мясом на улице Вале де Мизер под вывеской «Храбрый петух».
Анжелика поблагодарила сапожника и отправилась искать таверну «Храбрый петух».
Улица Вале де Мизер находилась позади тюрьмы Шантль. На этой улице располагалось множество таверн и кабаков. День и ночь здесь сновали люди, это было бойкое место и пользовалось популярностью в Париже.
Харчевня «Храбрый петух», одно из самых захолустных заведений, стояла в отдалении. Анжелика вошла в еле освещенный зал. За прилавком возвышался большой мужчина, на его голову был натянут грязный берет, перед ним стоял стакан с вином, и казалось, что он был занят им больше, чем клиентами. Клиентура была немногочисленной несколько бродяг и мелких торговцев беседовали за рюмкой водки.
Анжелика обратилась к толстому повару:
— Скажите, пожалуйста, работает ли здесь служанка Барба?
Повар небрежно показал ей на кухню. Зайдя туда, Анжелика без труда узнала Барбу. Она сидела перед камином и ощипывала тощую курицу.
— Барба, — тихо позвала Анжелика.
Барба тяжело подняла голову, вытерла рукой пот со лба и устало ответила:
— Чего тебе, нищенка?
— Барба, — повторила Анжелика, улыбаясь. — Ты не узнаешь меня?
Через мгновенье лицо Барбы засияло, глаза удивленно расширились и она бросилась на шею Анжелике.
— О, мадам графиня, извините меня, пожалуйста, я вас не узнала.
— Не называй меня мадам, — глухо сказала Анжелика.
Она осторожно облокотилась на край очага, от которого шел сильный жар, и спросила:
— Где мои малыши?
Полные щеки Барбы задрожали, она разрыдалась.
— Они у кормилицы в деревне Лоншат, мадам.
— Разве они не у моей сестры Ортанс?
— На второй день после вашего ухода она отправила их к кормилице. Потом я покинула дом прокурора и сейчас работаю у других господ. Теперь так трудно заработать себе на жизнь. — Она продолжала плакать, ее красное лицо стало мокрым от слез.